Даже абортарий не идёт с ними ни в какое сравнение. Те, кто побывал в местах заключения, единодушно утверждают: тюремный опыт бесценен, но лучше его не приобретать. Особенно прекрасной половине человечества.

И всё-таки женщины попадают за решётку. Одни — по стечению трагических обстоятельств. Другие — словно движимые злым роком. Если Книга Судеб существует, биографию бывшей заключённой Натальи Птицыной наверняка вписал туда лично Сатана.

*

…Сигареты давно закончились, Наташа теребит в руках смятую пачку. «Вам с такой биографией, наверное, телесериалы смотреть скучно?». Она отмахивается: «Иногда смотрю и удивляюсь: фантазия какая-то однобокая, всё из-за денег — изменяют, убивают… Как будто ничего дороже нет».

…Наташа родилась в Москве, жила в бараке у Коптевского рынка. Мать отняла её от груди и определила в дом малютки: надо было работать, отец не вылезал из тюрьмы, а ещё был сын. Мать навещала Наташу, но домой забрать не могла — кормить было нечем. В первый класс она пошла в интернат. Там всё по свистку: подъём, зарядка… Первоклашки ходили гуськом, руки за спину. Не удивительно, что с возрастом развился внутренний протест против режима и муштры.

Замуж вышла рано. Избранник оказался жуликом, которого отовсюду увольняли. Вдобавок начинающим алкашом. Когда поняла, что семью с ним не создать, было поздно: вот-вот родится дочь. Подала на развод — отказали: «Муж ведь вас содержит!». А Георгий не вылезал из загулов, и весь заработок обращал в водку. Пять лет Наталья фактически в одиночку воспитывала ребёнка.

Наконец их развели. Спустя несколько дней, придя за Машей в сад, она услышала: девочку забрал папа.

И в милиции, и в суде матери объяснили: если бы она, подавая на развод, лишала мужа отцовских прав, ей помогли бы. Но сейчас у отца такие же права на ребёнка, как и у неё.

В первый раз помог предприниматель Гурам, «человека со связями». Он взялся найти Машу при одном условии: Наташа фиктивно выходит за Гурама замуж, прописывает, разводится и дарит квартиру. Она согласилась, не раздумывая.

Помощники Гурама нашли бывшего мужа в Подмосковье. Он жил с другой женщиной, устроил Машу в сад под её фамилией. Ребята Гурама привезли туда Наташу, и она под защитой бугаёв забрала дочь.

Но папаша не испугался бугаёв и снова выкрал ребёнка, а предлагать Гураму во второй раз было уже нечего…

Наташа попросилась жить к интернатской подруге Лене и с горя запила. Во время очередного приступа истерики подруга сделала Наташе успокаивающий укол. Потом ещё один. Очнувшись, Наталья поняла: у Лены — своя трагедия, она наркоманка. А теперь и её подсадила.

Деньги кончились. Подруги пошли в помощницы к лохотронщикам. «Мы деградировали до такой степени, что готовы были снять последние штаны, чтобы купить дозу, — рассказывает Наталья. — Однажды зимой вышли к ларьку настрелять денег на укол. Налетели на пьяную компанию, которая сама стала требовать у нас деньги. Не помня себя, я отметелила какую-то попавшую под горячую руку дамочку, но спохватилась и оставила ей адрес: приезжай, всё уладим. Дамочка приехала с милицией. Тут выяснилось, что Лена была под следствием. Моё хулиганство и её куда более серьёзные прегрешения объединили в одно дело. Так мы оказались в следственном изоляторе. Опер пояснил: за хулиганство в первый раз тебе грозит штраф, но раз идёшь «в упряжке», рассмотрение затянется. Я поняла, что влипла очень крепко… Но тюрьма лишь слегка отрезвила меня. Наркотики помогали забыть, что у меня есть дочь. Тюрьма напомнила».

*

— Каково это — в первый раз входить в камеру? Говорят, как себя в камере поставишь, так к тебе и будут относиться.
— Об этом я не думала. В камеру шла со своим грузом проблем, который, как мне казалось, ставил меня выше всех этих про*****вок или кто там обретался. Я — волчица, у которого отняли волчонка. И перегрызу горло любому, кто вякнет на меня. Вот с таким настроем пришла.

Вхожу — камера довольно тесная. Ни с кем не здороваюсь. На меня смотрят 80 пар глаз. Правил тюремного общежития не знаю. Да если бы даже знала… Выбираю место поудобнее и, сбросив чужое шмотьё на пол, водружаю принесённый с собой матрас: «Спать буду здесь!» Никто не возразил — видимо, в моём голосе слышалась такая власть, угадывался такой характер, что все поняли: отныне в «хате» будет верховодить она. Верховодила я там почти три с половиной года, потому что статья 161 (грабёж), по которой я должна была проходить, обросла очень неоднозначными предшествующими обстоятельствами.

— А ваша подруга? Вас поселили вместе?
— В Москве это единственный следственный изолятор для женщин, и я рассчитывала, что с Леной мы рано или поздно встретимся — не у следователя, так в бане или ещё где-то. Но что-то не получалось. О ней вообще речи не было. Когда я говорила следаку: спросите у Лены, он кивал: спросим… Спустя несколько месяцев я случайно узнала, что Лена умерла вскоре после ареста. Сердце…

То, что в российской системе правосудия, следствия и исполнения наказаний много ужасающего, требующего исправления ещё позавчера, понятно всем. Но в нашей стране вне дискурса остаётся то, что, на самом деле, очень много нехорошего есть в судебной, полицейской и тюремной системах вроде бы вполне благополучных и демократических стран.

Тюремный патриотизм

Как обычно говорят? Противоестественные отношения. По сути — да, но ведь надо учитывать психологию женщины. Её, мать и жену, вдруг выдёргивают из родного насиженного гнезда, она лишается привычного семейного уклада…

Тюрьма — самое противоестественное место для продолжательницы рода человеческого. Одно дело — заслуживает она тюрьмы или нет. Другое — как в этих чрезвычайных обстоятельствах сохранить в себе человеческие качества. Вот женщины и группируются по интересам, создают некую модель если не семьи, то общежития: вместе за столом пьют чай, обсуждают близкие им темы. То есть стараются продолжать жить той, прежней жизнью. Настолько, насколько это возможно в изолированном помещении с решётками на окнах. Пачка печенья с воли — это не только символический противовес миске с тюремной баландой, но и напоминание о доме, о муже. А муж — это любовь…

И вот женщине — не сразу, спустя полгода или даже больше — становится понятно: жить можно и в тюрьме. И даже иметь близкие отношения. Сначала появляется любопытство. Многие что-то слышали или даже знают об этом, но сами ещё не пробовали. Ну и случается то, что случается.

— Вы тоже вступали в «тюремный брак»?
— Он меня спас. В интернате среди девочек-подростков это распространено. Поэтому мне не в новинку. А моя «половина» попробовала просто из любопытства. После того как мы сблизились, Люба мне рассказала, что, когда она зашла на тюрьму (так говорят заключённые — не «попала в тюрьму», а именно «зашла на тюрьму»), ночью услышала ахи и вздохи за отгороженной простын ёй шконкой. И появилось любопытство. Долго наблюдала сначала за этой парой, всё не могла взять в толк: как так — женщина с женщиной? Потом узнала, что есть и другие «половины». Дальше — больше. Её просветили, сказали, что активные женщины в тюрьмах зовутся коблами. Они и выглядят мужиковато, ведут себя не так, как остальные женщины. К этому, конечно, надо привыкнуть…

— А почему вас сажали в карцер? Кто-то из сокамерниц на вас жаловался?
— Не то чтобы жаловались… Некоторым не нравились порядки в камере. А я помогала смотрящей следить, чтобы порядок был всегда. Иначе в тесноте прожить трудно. Кто-то думает, что попал в тюрьму ненадолго. Мол, разберутся и выпустят. Или муж выкупит. Таких бывших мечтательниц — почти вся камера. Месяцами живут, прощаясь с надеждой. Поэтому к новеньким относятся с пониманием. Мечтай, но не хами.

Помню, зашла на тюрьму одна бабёнка, которая явно не рассчитывала здесь задержаться. Брезгливая — долго платком скамью протирала, прежде чем сесть за стол. Знакомство начала просто — спросила у соседки: «За что сидишь?» Та огрызнулась: «Сидят на х…, а в тюрьме отбывают». Новенькая ей по мордасам. Сцепились, я разнимала, да так, что снова в карцер попала. Виноваты, в общем, обе. Одна презрение выказывала, другая бранное слово в «хате» употребила. У нас ведь была своя система наказаний.

В конце концов всё устроилось. Правда, на это ушли годы. Дочь Маша нашлась, она не забывала маму ни на минуту. Она уже взрослая, замужем, сама вот-вот станет мамой. Живут одной семьёй.

«Я первое время спать не могла, — признаётся Наталья. — Дремлю, а сама посматриваю, не выскользнет ли Маша на улицу. Вставала, проверяла замки на дверях. Долго не могла избавиться от этого бзика».

Страшные воспоминания никуда не делись. Однажды под впечатлением от кошмарного сна Наталья среди ночи набросилась на спящую дочь: «Притронешься к наркотикам — искалечу!» «Что ты, мама?» — испуганно вскрикнула Маша. Мать, обняв её, заплакала…

Источник: vlasti.net